Невозможно представить современное предприятие без высокопроизводительной компьютерной техники. Правительство России, понимая это, в последние годы стало уделять особое внимание развитию микроэлектроники. Актуальность этой темы стала особенно очевидна после введения западных санкций. О предпринимательском опыте, отечественных процессорах и их конкурентоспособности мы поговорили с главой Свердловского регионального отделения «Партии Дела», генеральным директором АО «Мультиклет», доктором технических наук Борисом Зыряновым.

– Среди российских компаний, которые занимаются производством процессоров, «Мультиклет» одна из самых заметных. Почему Вы решили заняться микроэлектроникой, и когда возникла идея построить такой бизнес?

– Это было в 1990 году. Я был кандидатом наук и научной работой занимался в Уральском политехническом институте (ныне УрФУ). Руководил межкафедральной лабораторией, работал старшим преподавателем, а затем и доцентом. Как-то раз институт направил меня и еще группу коллег на стажировку в Италию, в Политехнический университет имени Леонардо да Винчи в Милане, в департамент микроэлектроники. Контраст между советской и буржуазной действительностью был просто шокирующим.

Из той поездки я привез пару машин на кафедру вычислительной техники. Это уже был, конечно, совершенно другой уровень. Вычислительные возможности были сравнимы с огромной советской машиной ЕС ЭВМ, и все это стоит на столе. Фантастика!

Раньше вам нужно было колоду перфокарт туда нести, на следующий день забирать, и, если возникала какая-то ошибка, нужно было корректировать, потом опять отдавать. А отладка программы занимает очень много итераций. В результате все растягивалось на несколько недель, если была более-менее крупная программа.

Когда я вернулся, мне захотелось обустроить все у нас на таком же высоком уровне. Поэтому пошел в бизнес. Вскоре мы с коллегами открыли в Свердловской области одно из первых малых предприятий – компанию «Микрон».

Постепенно этот бизнес из торгового парадоксальным образом преобразовался в строительный – мы возвели первый бизнес-центр в 2003 году в Екатеринбурге. Он так же и называется, как компания, – «Микрон», международный деловой центр в Екатеринбурге.

– Некоторые эксперты говорят, что попытки скопировать западное оборудование привели к деградации собственных разработок в Советском Союзе. Вы разделяете такую точку зрения?

– Конечно, то, что мы пошли по пути копирования, и потом это продолжилось не просто копированием, а уже закупом того, что делалось за границей, – это была катастрофа, которая до сих пор не преодолена. Даже конца-краю не видно этому преодолению.

Когда я построил бизнес-центр, захотелось заниматься чем-то интеллектуальным. Основал фонд «Региональные инновационные технологии», через него с разными нуждами прошли 500 изобретателей. И журнал им в помощь издавали – «Инновации и бизнес». Там я познакомился с нынешним нашим техническим директором, Николаем Викторовичем Стрельцовым. Он меня заинтересовал идеей провести разработку архитектуры микропроцессора. Архитектура – это фундамент любых микроэлектронных дел. Начинается с архитектуры, дальше микропроцессор – ключевой элемент любых электронных плат и приборов, крупных устройств, таких как автомобиль и т.д. Сегодня в мире все «сидят» на разных вариациях фон-неймановской архитектуры, фактически x86 Intel, она была разработана еще полвека назад.

– А как же отечественные разработки, например, процессор «Байкал»?

– У нас до сих пор все работают в парадигме Intel. Она основана на последовательных вычислениях. То есть мы берем A и B, складываем их, «запихиваем» в С и получаем результат, все идет цепочкой.

Мы же предложили иной подход. У нас широковещательная рассылка, результаты находятся в свободном доступе. По потребности через специальный коммутационный центр они берутся «клетками» процессора. Каждая клетка – автономное арифметико-логическое устройство. Из этой реки, в которую каждая клетка выбрасывает свои данные, клетки берут, по мере востребованности, данные от других клеток.

Эта концепция является постнеймановской, или, можно сказать, нового поколения. Разработки эти возникли по понятной причине: больше 20 лет все сообщество электронщиков в мире говорит о том, что фон-неймановская архитектура в тупике. Там не удается на этой основе сделать что-то существенно лучшее. Посмотрите, что делают такие гранды, как AMD, Intel. Они вкладывают десятки млрд долларов в то, чтобы чуть-чуть улучшить топологическую норму.

Поэтому нужен совершенно другой взгляд и подход. В мире такие подходы делались. Сколько миллиардов не вложи – ты все равно за месяц архитектуру не сделаешь, RTL-код соответствующий не напишешь, нужно много лет поддерживать эту разработку.

Пока, никто, кроме нас, до промышленного применения не дошел. Прототип нашей архитектуры «симпьютер» получил в Далласе (США), на международной конференции электронщиков, статуэтку за лучший продукт года. Это очень серьезное признание. В 2010 году мы открыли компанию «Мультиклет», сформулировали положения мультиклеточной архитектуры и начали ее развивать.

Тем не менее, даже имея такой задел, мы 12 лет работаем. Сегодня выпустили три микропроцессора на кристалле, есть несколько приборов, которые работают на наших процессорах. Достаточно широко мы распространили отладочные комплекты, чтобы люди могли знакомиться с технологией. У нас есть два учебных класса в вузах. При всех инвестициях, а там уже порядка 2 млрд рублей и 12 лет работы, мы все еще не вышли на уровень крупного игрока. Нужна активная позиция государства – заказчика, у которого есть технологические амбиции иметь собственную, качественно лучшую, чем в США, микропроцессорную архитектуру.

В Америке такая компания, как наша, проводит IPO на миллиарды долларов. У нас такой возможности нет, тем более сейчас «Мультиклет» – под санкциями США, как «ключевая технологическая компания России».

– Проблема с развитием новой архитектуры и устройств на ее базе связана с большим объемом работы, который нужно проделать для внедрения технологии?

– Сегодня уже нет. Мы прошли все этапы разработки. У нас в наличии есть микропроцессоры, которые мы выпускаем. Нужно просто запаять их в плату и сделать программу, которая будет с ним работать.

У нас архитектура общего назначения. Мы можем на любой топологической норме для любого вида применения микропроцессоров сделать свои. Нужно для автомобилей – пожалуйста. Нужно для роботов – пожалуйста. Нужно для планшетов, для телефонов, для чего угодно – пожалуйста. Вопрос в заказчике. Речь не идет о том, чтобы развивать архитектуру, она у нас развита уже очень хорошо. Этого достаточно, чтобы решать задачи. Если поставят задачу сделать определенный процессор для какого-то нового применения, то это цикл два года максимум. Причем сроки связаны с тем, что размещение заказа на фабрике длится полгода.

Другое дело, что сейчас у страны серьезно урезаны возможности. Если говорить о бытовых топологических нормах, это 28 нанометров и ниже. Там сложности. Если говорить о более высоких – 90, 180, – такие у нас в России есть. Мы не привязаны ни к топологической норме, ни к фабрике, у нас фундамент – сама архитектура. Если нам ставят задачу сделать процессоры для такого применения, то весь наш цикл – подготовка к производству, фабрика, корпусирование. Два года – это максимально. Реально – где–то полтора.

– Реально ли в России сегодня построить такое производство, которое в необходимом объеме производило бы микропроцессоры на вашей архитектуре? Сколько времени и денег на это потребуется?

– Мы с фабрикой никаким образом не связаны, можем работать на любой. Если государство считает нужным построить фабрику на какое-то количество нанометров, – замечательно. Возникнет вопрос: построили, миллиарды потратили, а что мы на этой фабрике будем делать? Сейчас увлеклись и опять начали миллиарды вкладывать в архитектуру RISC-V. Это урезанная система команд ARM, у нее меньше команд раза в три. При этом ARM – лицензируемая архитектура, а RISC-V – открытая. Многим показалось, что это хорошее решение. Я еще год назад говорил, что международное сообщество не допустит, чтобы российские участники этого процесса были на равных с зарубежными.

В результате так и получилось. Сейчас мы видим, что российскую часть полностью отделили от международной. То есть она открытая, но в российском сегменте.

Теперь давайте взвесим: или урезанная RISС-V, или мультиклеточная архитектура другого поколения, другого уровня, уже постнеймановская, которая имеет серьезные преимущества – три процессора на кристалле. Но нет, мы же не видим «в упор» свое. Компания AMD, технические специалисты, с которыми мы проводили серию семинаров, пишут нам восторженные отзывы. А у нас RISС-V все хотят, но уже ни открытости, ни совместимости с ПО фактически не будет. Хорошо, можно не верить мне, как лицу заинтересованному, но прочитайте, что ведущий разработчик Китая пишет: КНР не будет развивать RISC-V в связи с опасениями лицензионных претензий ARM.

– Кроме самого процессора, есть большое количество других компонентов. Например, видеоплата, материнская плата, и так далее. Для вашей архитектуры это все нужно разрабатывать заново?

– Нет, не нужно. Со всеми элементами стопроцентная совместимость. Условно – убираем действующий процессор, ставим специально разработанный «Мультиклет» – все. Конечно, та же самая плата, из которой мы вынули и вставили процессор, работать не будет. Ее нужно будет перепроектировать. Но если вы имеете в виду элементы, которые на плате стоят дополнительно к микропроцессору, то они у всех одинаковые.

Более того, программист возьмет, допустим, плату с нашим процессором, у него есть программа, которая раньше работала на другом процессоре. Он возьмет наш C-компилятор, пропустит свою программу и будет работать на нашем процессоре. Особой разницы он не увидит, программа будет работать. А то, что она будет быстрее, будет преимуществом – это уже вопрос «железа», а никак не программиста.

– Я знаю, что у Вас есть идея строительства завода для выпуска микропроцессоров в Свердловской области.

– Да, есть проект, который мне кажется очень перспективным. Мы предлагаем построить в Екатеринбурге завод по выпуску микропроцессоров с топологической нормой 250 плюс нанометров. У нас есть все компетенции для этого: специализированный Институт машиноведения, который делает микросхемы, Научно-производственное объединение «Автоматика», «Мультиклет» со своей технологией. Для промышленного применения этого диапазона топологических норм достаточно.

В чем тут преимущества по сравнению с другими? На этих топологических нормах мы можем сделать стойкие микропроцессоры для областей, где нужна высокая надежность и где единица продукции стоит довольно дорого. Космический процессор, как, например, американской компании BAE, один стоит 200 000 долларов. Эти процессоры «ползают» у них по Марсу в марсоходах. Если построить такой завод, он будет малотиражным, но даже при этом процессоры будут намного дешевле, чем зарубежные аналоги. Кроме того, они будут качественно лучше американских, поскольку нашей архитектуре присуще свойство «живучести», или, другими словами, системотехнический уровень обеспечения надежности. Сверхвысоконадежные чипы востребованы в разных отраслях промышленности, например, нефтегазовая на севере, в арктических условиях, автопром, космическая, оборонная и другие.

Я думаю, таких линий, фабрик, должно быть несколько. Если развивать промышленность, то основа всего, конечно, микропроцессоры. Я не вижу особой сложности. Построить завод – это три года. Оборудование есть, стоит оно относительно недорого. Для отрасли это совершенно доступные вещи. Окупается сравнительно быстро: с нескольких тысяч процессоров уже можно окупить стройку и оборудование. Думаю, что будем эту тему двигать, она перспективно смотрится, все очень хорошо ее воспринимают.

– Вы не новичок в политике. Долгое время руководили региональным отделением одной из предпринимательских партий, потом оставили эту работу. Почему решили возобновить политическую активность и выбрали именно «Партию Дела»?

– Ответ будет очень простым. Партий, которые работают на близкой мне платформе, совсем немного. «Партия Дела» – это одна из немногих политических организаций, отстаивающих развитие отечественной промышленности, мне это очень близко. Раньше я работал с различными объединениями предпринимателей, но со временем решил отойти от дел.

Прошло некоторое время, последние годы я активно занимался электроникой и в конце концов почувствовал, что без общественной платформы очень сложно доносить свою точку зрения. В нашей стране есть иностранное лобби, которое у нас, как вы знаете, на 90% с лишним отдало рынок американцам и их технологиям. Со всем этим бороться без серьезной общественной поддержки сложно. Считаю, «Партия Дела», в этом смысле – лучшая площадка для продвижения идей импортозамещения и технологической безопасности России.